– Хочешь, чтобы я убил его?
– Чего ты этим добьешься? – прошептала она в ответ. – Его войско заняло Оксбери. Они не уйдут, даже если он умрет.
Ее брат что-то проворчал.
Жобер вздохнул во сне и перевернулся на другой бок. Эдива схватила Годрика за руку.
– Пойдем отсюда, – прошептала она.
Они тихо вышли из спальни и прикрыли за собой дверь. Спустившись на несколько ступеней, он остановился.
– А что с Бьернвольдом и Элнотом? – спросила она. – Где они?
– С ними все хорошо. Только им надоело питаться белками и зайцами и спать на земле.
– Что вы задумали? Зачем ты пришел сюда?
– Я пришел, чтобы посмотреть, как охраняется крепость. И как ты живешь. Похоже, что с тобой хорошо обращаются, – сказал он насмешливым тоном, что вызвало у Эдивы раздражение.
– Все обстоит не так, как ты подумал. Я помогаю норманну, делаю то, что необходимо. Нельзя допустить, чтобы поместье пришло в упадок, пока вы придумаете, как его отбить у врагов. Мне пришлось позаботиться о слугах и о заготовке припасов на зиму!
– И о том, чтобы теплой была постель нормандского ублюдка. Уверен, что ты и это считаешь своей обязанностью!
– Он заставил меня спать рядом с ним!
– То, что ты его любовница, может помочь, – задумчиво сказал брат. – Ты сможешь заблаговременно сообщить нам о его планах.
– Я не любовница! – возмущенно заявила Эдива.
– Правда? Он тебя не взял?
– Нет.
– Странно, – сказал Годрик. – Может быть, он боится, что если переспит с тобой, то будет вынужден жениться на тебе? Я слышал, что завоеватель очень строг в том, что касается поведения его людей в отношении женщин.
– В таком случае почему остальные норманны этого не боятся? – сердито спросила Эдива.
– Наверное, к тем, кого Вильгельм одаривает земельными угодьями, предъявляются более высокие требования.
Эдива думала о том, что услышала от брата. Норманн не овладел ею, возможно, потому, что не хотел, чтобы его вынуждали потом жениться на ней. Она не почувствовала облегчения от слов брата.
– Жаль, что ты ему не понравилась, – сказал Годрик. – Нам бы очень помогло, если бы ты стала его любовницей.
– Черт возьми, всего минуту назад ты готов был меня презирать за то, что я делю с ним постель!
– Ну, ты не можешь меня винить. Ты спишь в теплом и сухом доме, каждый день ешь горячую пищу, тогда как мы голодаем в лесу.
– Значит, вы еще ничего не придумали? Годрик тяжело вздохнул:
– Бьернвольд в ярости мечется по нашему лагерю, но и он не может придумать, как выгнать отсюда этих дьяволов. Я надеялся, что ты нам что-то подскажешь.
Эдива покачала головой:
– Их слишком много, а вас слишком мало. Если часть норманнов не уйдет из долины, их не одолеть.
– Или если не будет убит их предводитель.
– Тогда они уничтожат поместье и перебьют нас всех.
– И все же... – Годрик помедлил. – Ты не стала бы возражать, если бы мы убили этого ублюдка? – Он кивком головы указал на дверь, ведущую в спальню. – Это не составит большого труда. Я мог бы перерезать ему горло, пока он спит.
– Нет!
– Ты удивляешь меня, Эдива. Норманн явно не проявил к тебе интереса и не пожелал сделать своей женщиной, однако ты защищаешь его жизнь.
– Если ты убьешь его в постели, то как ты думаешь, кого за это накажут? Его люди решат, что это моих рук дело. Они расправятся со мной безжалостно, да и с остальными жителями Оксбери – тоже.
– Ты могла бы бежать со мной.
– Нет, я не обреку остальных на страдания.
– С тобой Всегда было трудно договориться, сестричка. Вечно ты спорила и упрямилась. Неудивительно, что норманн тебя отверг.
Эдива шумно втянула воздух. Слова Годрика задели ее за живое. Брат, конечно, балбес, но слова его ранили душу.
– Ладно, – сказал Годрик и начал спускаться по лестнице. – Вижу, от тебя никакого толку не будет. Придется нам положиться на помощь Голды.
– Голды?
– Не ори так, дурочка. Именно Голда провела меня сюда. Она по крайней мере по-прежнему предана нам.
С этими словами Годрик растворился в темноте.
Эдива сжала кулаки. Черт бы побрал тебя, Годрик! И черт бы побрал норманна! Оба хороши! Оба способны довести ее до белого каления!
Она поднялась по лестнице и осторожно вошла в спальню. Забираясь на кровать, Эдива прислушалась к ровному дыханию норманна и возмутилась. Сегодня ночью она спасла ему жизнь. А зачем? Чтобы он использовал ее для поддержания порядка в его хозяйстве?
Зачем она будет помогать человеку, который находит ее такой неженственной, такой отталкивающей, что ему даже не хочется ее?
Из глаз неожиданно потекли слезы.
Она не плакала, когда пришла весть о победе норманнов при Гастингсе. Не плакала, когда вражеское войско показалось в долине. Она не плакала даже тогда, когда ее соотечественники умирали один за другим с петлей на шее и она думала, что вот-вот настанет ее черед.
Но теперь она плакала. Как было бы хорошо поговорить сейчас с другой женщиной. С сестрой. Или с матерью, которая умерла два года назад.
Но у Нее никого не было. И полагаться ей следовало только на собственные силы. От нее зависела жизнь обитателей Оксбери – женщин и детей. Преданных, трудолюбивых крестьян. Братья никогда о них не позаботятся, потому что слишком заняты собственным выживанием. Спасать саксов должна она – Эдива, дочь лорда Леовайна.
Ему снился сон. Он знал это, потому что никогда не бывал в этом месте, по крайней мере не бывал с Дамарис. Они находились не в ухоженном тихом саду за домом ее отца, а в каком-то незнакомом осеннем лесу, среди деревьев с яркой золотистой листвой.
С ним была Дамарис. Она что-то говорила ему, глаза ее блестели, нежные губки двигались, произнося какие-то слова. Он не понимал, что она говорит. Знал лишь, что она рядом. И потянулся к ней, чтобы поцеловать.
Губы были полные, теплые, а тело горячее, живое. Он откинул голову, чтобы взглянуть на нее.
И встретился взглядом не с карими, а с васильковыми глазами. И губы были не гранатового цвета, как он помнил, а упругие, розовые. И белокурые волосы...
Саксонка. Он держал в объятиях не Дамарис, а саксонку!
Даже во сне он вздрогнул от неожиданности.
Он медленно просыпался. Глаза привыкли к темноте. Так это был сон? Да, Дамарис он мог теперь увидеть разве только во сне.
Но саксонка была рядом – свернулась калачиком у него под боком, будто хотела согреть его своим теплом. Он вспомнил вкус ее губ во сне и потянулся к ней. Но сразу же остановил себя. Ведь между ними существует соглашение, и он ни за что не нарушит свое слово, пусть даже данное саксонке.
Что за мучение! Все, наверное, думают, что он давно сделал ее своей. А он вот сгорает от желания. От такого желания, какого не испытывал ни к одной женщине, кроме Дамарис.
